В горячую пору выборов 1764 года происхождение Уильяма стало вызывать вопросы. Один обвинительный памфлет гласил, что он сын проститутки по имени Барбара, которую в дальнейшем Франклины держали в доме служанкой, пока она не умерла и не была похоронена в безымянной могиле. Если учесть лживую природу этой кампании и малую вероятность того, что Франклин или его жена смирились бы с присутствием настоящей матери Уильяма в роли служанки, эта версия кажется неправдоподобной.

Лучшее объяснение можно найти в письме 1763 года, где говорится об Уильяме. Его нашли более чем два столетия спустя. Оно было написано Джорджем Робертсом, преуспевающим торговцем из Филадельфии, ставшим близким другом семьи. «Общеизвестно, что его рождение незаконно, а мать его находится в не самом лучшем положении, — писал Роберт другу в Лондон, — но сведения, будто она живет подаянием на улицах города, не имеют ни малейшего основания. Насколько я понимаю, он [Франклин] совершает для нее небольшие отчисления, но поскольку она далеко не самая приятная женщина, об этом не говорится открыто. Ни отец, ни сын не имеют с ней никакой связи». Поскольку Роберт был, вероятно, хорошо осведомлен и у него не имелось никаких тайных причин что-либо скрывать, признаем, что его объяснение наиболее правдоподобно[90].

В автобиографии (где в общей сложности тридцать шесть раз превозносятся добродетели «трудолюбие» и «бережливость»), Франклин написал о своей жене так: «Большое везение, что мне досталась жена, настолько же расположенная к предприимчивости и экономии, как и я сам». Он отдает ей должное и в письме, написанном позже, ближе к концу жизни: «Бережливость — это обогащающая добродетель, добродетель, которую я сам не смог бы заполучить, но мне повезло настолько, что я нашел ее в жене, которая стала для меня счастьем». Франклин считал, что нашел настоящую любовь. Дебора помогала ему в типографии, переплетала памфлеты и покупала материал для изготовления бумаги. По меньшей мере первоначально у них не было слуг, а Франклин каждое утро ел кашу с хлебом и молоком из миски за два пенни.

Годы спустя, после того как противоречивый Франклин приобрел вкус к пышности и роскоши, хотя все еще восхищался экономностью, он с оттенком сухой иронии рассказывал о небольшой оплошности Деборы, показавшей, «как роскошь пробирается в семьи и делает успехи, несмотря ни на какие принципы». Однажды, намереваясь позавтракать, он обнаружил, что чай подан в фарфоровой чашке с серебряной ложкой. Дебора купила их, уплатив «невообразимую сумму» в двадцать три шиллинга. При этом «единственное оправдание, которое она для себя нашла, заключалось в том, что она подумала, будто ее супруг заслуживал серебряную ложку и фарфоровую чашку, как и любой из соседей». Со смесью гордости и пренебрежительности Франклин шутливо вспоминал, как за долгие годы их состояние увеличивалось, и в конце концов они пришли к тому, что дом оказался заполнен фарфором и мебелью стоимостью в несколько сотен фунтов.

Когда молодой Франклин услышал, что его младшая сестра Джейн планирует выйти замуж, он написал ей письмо, в котором выразил свое мнение: хорошая жена должна быть экономной и усердной. Франклин поведал, как у него возникла идея послать ей чайный столик, но практичный ум взял над ним верх. «Рассудив, что хорошая хозяйка дома предпочтет быть не только светской дамой, я решил послать тебе прялку». Как вскоре сформулирует Бедный Ричард в своем альманахе, «много тратится на то, чтобы добыть, / Если женщина из-за чая отказывается прясть и вязать»[91].

Бережливость как добродетель стала также одной из любимых тем молодого Франклина-журналиста. В письме Энтони Афтервита, после жалоб на необходимость бежать с невестой без приданого, он перешел к теме насмешек над женой, которая взяла за правило важничать и тратить столько, сколько тратят важные дамы. Вначале она платит за роскошное зеркало, к которому требуется элегантный столик, затем за чайный сервиз, а после — за часы. Столкнувшись с растущими долгами, Энтони решает продать эти вещи, когда жена уедет из города с визитом к родственникам. А чтобы заменить роскошную мебель, покупает прялку и вязальные спицы. Он просит «Пенсильванскую газету» опубликовать письмо для того, чтобы она прочитала его до возвращения и была подготовлена. «Если она сможет приспособиться к новому образу жизни, мы станем, возможно, самой счастливой парой в провинции». А затем, в качестве вознаграждения, он мог бы позволить ей вернуть в дом элегантное зеркало.

Будучи меньшим сексистом, чем большинство современных ему мужчин, Франклин отпускал шпильки и в адрес мужчин. Спустя две недели на письмо Афтервита пришел ответ от одного из созданных Франклином персонажей, Сесилии Сингл. Позволив себе, как это свойственно литературной героине, очаровательную болтливость (так это было с Сайленс Дугуд и Элис Аддертанг), Сингл описывает визит к подруге, чей муж пытался повторить подвиг Афтервита. Завязался бурный спор. «Нет ничего грешного или постыдного в том, чтобы связать парочку чулок», — говорил муж. Она отвечала: «Есть в городе бедные женщины, вот пусть и вяжут». В конечном счете Сингл покинула дом подруги, «зная, что муж с женой склонны ссориться более ожесточенно перед посторонними людьми, чем наедине». Позже она услышала от кого-то, что в результате вязальные принадлежности очутились в камине.

Далее Сингл (точнее, Франклин) журит Франклина за то, что среди опубликованных им рассказов больше тех, которые повествуют о потакающих себе женщинах, а не мужчинах. «Если бы я была склонна к осуждению, могла бы предоставить достаточное количество примеров», — говорит героиня, после чего тут же выдает одним духом длинный список мужчин, которые тратят свое время, играя в пул, кости или шахматы, и покупают роскошную одежду. В конце концов она наносит точный удар по его любви к псевдонимам. «В вашем собственном пальто дыры так велики, что до вас можно добраться; и те, кого глубоко оскорбили публикуемые вами насмешки, обратят внимание не столько на то, кто все это написал, сколько на то, кто напечатал»[92].

Более серьезную и традиционалистскую статью Франклин опубликовал спустя четыре недели после женитьбы, назвав ее «Правила и принципы, содействующие супружескому счастью». Начал он с хвалебной песни браку, «самому верному и прочному фундаменту спокойствия и любви». Однако если те, кто женятся, глупы, они зачастую оказываются в «состоянии сильнейшего несчастья и страдания». Он извинился за то, что адресовал свои советы женщинам. Пусть мужчины, по сути, менее совершенны, «я сделал то, что сделал, поскольку полагаю, что дамы больше расположены принять их и внять им».

Среди его правил были такие: избегайте любых мыслей о руководстве супругом, никогда не обманывайте и не расстраивайте его, знайте, что он «мужчина, а не ангел», «каждое утро принимайте решение быть благожелательной и радостной», помните слово «покорность», произнесенное, когда вы давали брачный обет, и обещание «отвергнуть пустое удовольствие делать все по-своему». Сила и счастье женщины, писал Франклин, «не имеет другого основания, кроме как почитание и любовь ее мужа». Таким образом, жене следует «разделять и смягчать его тревоги и с предельным усердием скрывать его слабости». А когда речь заходит о сексуальных отношениях, «пускай нежность супружеской любви выражается с такой любезностью, деликатностью и заботой, чтобы можно было отчетливо и безусловно отличить ее от продажной любви распутницы»[93].